Анкета Яны Машковой.
1. Как случилось, что вы стали заниматься альпинизмом?
Дело случая. Весной 1960г настало время покинуть мне физфак университета. Студентом за альпинизм не знал ничего. Занимался себе физикой и физкультурой с удовольствием. Имел вторые разряды по плаванию, стрельбе и гребле, третий разряд по бегу на средние и длинные дистанции, первый разряд по русским шашкам. Такой я был разносторонний. Но неусидчивый. Заниматься чем-то одним мне было скучно, да и лень. Чем выше разряд, тем больше надо работать…. Постоянной была физика. На работу меня распределили в институт энергетики. Новые коллеги ездили на пляж в Бильгя. Взяли и меня. Как-то по осени я увидел там лазающего по скалам Илью Канторовича, его я знал по университету, он физмат закончил в год моего поступления, а ещё было шашечное знакомство. Естественно, я спросил, чего это он делает. Он рассказал и о скалах, и за альпинизм, у него в это время был уже второй разряд. И предложил попробовать полазать. Я заявил, что в обезьяны не хочу, но по углу полез. Шкрябался я около десяти минут, но залез. Интересно, что много позже этот же угол мне удалость преодолеть за 24 секунды. Специально засекал. С тех пор и пошло. Потом был Беш-Бармак, знакомство с 
Воскресенским и с Карумидзе, контакты с Канторовичем, но по весне в лагерь поехать не удалось, меня по работе отправили почти на год на стажировку в Москву. Там по выходным шлялся по Подмосковью, а летом 62 г. мне досталось две путевки в альплагерь «Домбай», одна из Спартака, вторая из Буревестника. На вторую смену в Домбай приехала и Рина Иванова, это тоже сыграло свою роль в приобщении меня к альпинизму. Хотя у ней был уже третий разряд….Люди-то какие: Шурик, Рина, Юра, Илья….. Ну, как тут было не вляпаться…
Воскресенским и с Карумидзе, контакты с Канторовичем, но по весне в лагерь поехать не удалось, меня по работе отправили почти на год на стажировку в Москву. Там по выходным шлялся по Подмосковью, а летом 62 г. мне досталось две путевки в альплагерь «Домбай», одна из Спартака, вторая из Буревестника. На вторую смену в Домбай приехала и Рина Иванова, это тоже сыграло свою роль в приобщении меня к альпинизму. Хотя у ней был уже третий разряд….Люди-то какие: Шурик, Рина, Юра, Илья….. Ну, как тут было не вляпаться… 2. Какие разряды и звания имеются у вас в альпинизме и смежных видах спорта?
По альпинизму мне удалось добраться до КМС. Имею жетон « Спасательный отряд» № 724. Было звание старшего инструктора альпинизма, то есть инструктора-методиста первой категории. В смежных видах, то есть спелеологии, водном туризме, горном туризме и горных лыжах – ничего, но на горных лыжах катался с большим удовольствием, однажды даже вместе с твоим папой. Интересно, что в свое время нас с Карумидзе не взяли в официальный горнотуристский поход по мотиву: А у вас нет значка «Турист СССР». Чего нет, того нет…. И никогда не было. И теперь уже не будет… СССР нету…
3. Какие свои спортивные достижения вы считаете самыми важными?
Первое важнейшее достижение – восхождение на Эльбрус летом 1963года. Вместе с будущей женой. Чем закрывал второй, первый разряды и КМС – толком не помню. Самыми 
значимыми для меня лично были Уллутау центральная, траверс Шхельды, стена Двойняшки. Это все 5б, шестерок у меня нет. Ещё важным для меня было восхождение на пик Узункол по 2б, в двойке с Вовой Леонтьевым в 1979 году, это было первое восхождение после двухлетнего перерыва из-за микроинфаркта. Ну, и самые приятные воспоминания о маршруте 4б на Центральный Доломит в двойке с Юрой Карумидзе и об 1б на Актур вместе с Фидан Мурсагуловой… Это оказалось моим последним восхождением. .
значимыми для меня лично были Уллутау центральная, траверс Шхельды, стена Двойняшки. Это все 5б, шестерок у меня нет. Ещё важным для меня было восхождение на пик Узункол по 2б, в двойке с Вовой Леонтьевым в 1979 году, это было первое восхождение после двухлетнего перерыва из-за микроинфаркта. Ну, и самые приятные воспоминания о маршруте 4б на Центральный Доломит в двойке с Юрой Карумидзе и об 1б на Актур вместе с Фидан Мурсагуловой… Это оказалось моим последним восхождением. . 4. А какие свои достижения считаете самыми интересными лично для себя в плане душевного и профессионального опыта?
Вопрос для меня звучит как-то не совсем корректно. «Интересные достижения в плане душевного опыта»… Любопытно. Если за альпинизм, то это целеустремленная работа инструктора альпинизма, с неизменным следованием идее, что главное в альпинизме - это люди, все остальное - полигон для наших деяний. Этой идее были подчинены и инструкторская карьера. Начал я с командира отделения новичков, планомерно и целенаправленно прошел через все инструкторские должности в альплагерях. Много раз был старшим тренером сборов, начальником, однако, не пришлось. Верхняя ступенька – старший тренер школы инструкторов альпинизма, УМЦ «Эльбрус». Такая вот лесенка. В душевном плане особый кейф состоял в том, что на собственные восхождения можно было ходить без участников, с личными друзьями.
5. Принимали ли вы участие в международных турнирах?- Нет.
6. Какой была самая первая вершина?
Это была гора под названием Большая Марка, что в Домбайском районе, за перевалом 73-х.
7. Каковы остались впечатления о ней?
Восторг. Приятство. Повышение самооценки. Восхождение было совмещено с перевальным походом. Сам маршрут мне удалось пройти с большим запасом, мне было уже 24 года. Так что основные впечатления были связаны со вторым перевалом, это перевал Хутый, где я задумался – а не стать ли мне инструктором? Придя в лагерь, я понял, что жизнь моя делится на два принципиально разных периода – жалкое прозябание до первого восхождения, и настоящая жизнь после него. Того и всем желаю.
8. Какое событие из вашей альпинистской карьеры вы считаете самым экстремальным или опасным? Расскажите подробнее.
Гроза на Фильтре. Маршрут на вершину Фильтр, что в Узунколе, 3б ктр.
На предвершине нас прихватила гроза. При выходе на гребень волосы у всех стали дыбом, даже у Эльдара Джафарова, хотя на нем была очень плотная шапочка. Молнии продолжали бить в вершину, мы на неё заползли, сменили записку и потом с трудом унесли ноги. Спустились мы сами. Но поздно, уже ночью. Было и экстремально, и опасно. Если есть возможность – порасспроси у Эльдара, он человек более эмоциональный….
Ну, а самым экстремальным оказалось решение о ликвидации ДСО «Спартак». До сих пор не очухались….
9. Насколько оправдан риск в альпинизме? Стоит ли рисковать и до каких пределов – или вы сторонник принципа «safety first»?
Полагаю, что осознанного риска в альпинизме вообще не должно быть. Горы прекрасны, полны сюрпризов и впечатляющих красот и без него. И межличностное общение в горах чудесно. Дергать же за собственные нервы лучше в городе. Здесь опасностей не меньше. Например, споры с начальством или преодоление улиц. Здесь ты один, и твой риск – твое личное дело. Тоже, видимо, и в альпинизме. Одиночные восхождения на очень высокие горы - это рискованно. Мне не пришлось побывать в высоких горах. И одиночных восхождений всего одно – по 1б на «40 лет Татарии» в «Узунколе». Высота – огромная, около 3500 метров. Но право рисковать собой я за личностью признаю. Но только собой. Вплоть до самых запредельных случаев, с адской переоценкой собственных сил. А горы – они, конечно, коварны, но не злобны. И беды альпинистские – они не от гор, а от нашего незнания их. Мне трижды пришлось уходить, не солоно хлебавши. Иногда уходили и нахлебавшись, но это не в счет. Один раз нас развернул Воскресенский, на Тфане, зимой. Дважды разворачивал я сам. Это было под куполом Шахдага и на 4б на Кирпиче. Оба раза 
было предчувствие беды. Поверил самому себе и предпочел уйти…. И людей увести.
было предчувствие беды. Поверил самому себе и предпочел уйти…. И людей увести. 10. Как вы оцениваете ситуацию на сегодняшний день с национальным альпинизмом?
В деталях я не знаком. «Не копенгаган», так сказать. Но высотники впечатляют. Тандем Ашурлы прекрасен. Удачи им!
11. Что вы можете пожелать и посоветовать тем, кто только начинает заниматься альпинизмом?
Возвратившись с первого восхождения, спросите самого себя – могу ли я не заниматься альпинизмом? И если можете – не занимайтесь!!!! Есть много других чудесных занятий, столь же нелогичных и не очень понятных. Коллекционирование курительных трубок, преферанс, бодибильдинг. И есть много великолепных людей, которые не были в горах. Альпинизм - это не спорт, это диагноз. И тут ничего не сделаешь… Если влип – то надолго. Был единожды у меня в отряде перворазрядник по туризму. Перевалов у него – тьма-тьмущая, мне столько и не снилось. Когда он получил удостоверение значкиста, то сказал с горечью: Подумать страшно, я всю жизнь ходил одни подходы….
12. Что дает вам пребывание в горах? Попробуйте ответить на вопрос – что такое для вас альпинизм и зачем вы ходите в горы.
Сейчас уже ничего не дает. Последние 21 год мне не дано бывать в горах. Но годы эти я считаю поштучно….. Ну, а в прошлой жизни было многое. В горах мы с друзьями ощущали себя человеками…. К тому же в горах никто не задает глупых вопросов…. Главное – это общение. Открытое. Доверительное. Чрезвычайно поучительное. В альпинизме у меня было много учителей, и по жизни, и по горной технике, Но в основном по жизни. Кто общался с Александром Воскресенским – тот знает. И сам он Человек, и нас тому же учил и учит. И наш первый председатель ФА альпинизма Нежметдин Аладинович Гаджиев. Мой первый инструктор в лагере «Домбай» Евгений Георгиевич Коноплянников. Сколько лет прошло, а до сих пор помню. Гена Монаков. Яков Григорьевич Аркин. Александр Моисеевич Боровиков. Борис Николаевич Кораблин. Юрий Пантелеевич Шульгин. Курбан Гаджиев. Алексей Ставницер. Это же могучие люди, и мне повезло поучиться у них. А с кем-то и поработать. И друзья у меня в основном из альпкругов. Ирина Иванова. Юра Карумидзе. Гена Миронов. Толя Бычков. Валентин Крапивин. Вадим Машков. Владимир Середа. Эльдар Джафаров. Тимур Байрамов. Ну, и младшие коллеги. Ученики и друзья человеков из предыдущего поколения. Вам же приходилось общаться со столь незаурядными личностями, как Лена Мамедбекова, чета Оруджалиевых, Володя Леонтьев, Расим Джафаров, Вадим Мельников. В СПб есть ещё Миша Рубин, в Новгороде Боря Дацковский. А ещё были Сергей Арутюнов, Юра Орлов, Паша Захаров. Они все очень разные, но все хорошие. Очень.
Ну, и конечно возможность послушать и поговорить со знаменитостями науки. Их в альпинизме было много. В альплагере «Домбай» я видел и слушал академика Игоря Евгеньевича Тамма. Два сезона в «Узунколе» вместе с нашим отрядом ходил академик Аркадий Бейнусович Мигдал, и я, как командир отряда, это пребывание нещадно эксплуатировал. Командиром нашего отряда в школе инструкторов был Владимир Александрович Кизель, декан в МФТИ. Где бы ещё мне удалось пообщаться с такими личностями. А в альпинизме оказалось возможным.
13. Вы бы хотели, чтобы ваши дети стали альпинистами?
Это их дело. Их восприятие жизни. Дело родителей – познакомить детей с горами… Мой сын добрался до третьего разряда. Поспрошайте лучше у Фидан Мурсагуловой….
14. Три вопроса к тренерам (остальным можно не отвечать): В какой области, по-вашему, ваши заслуги важнее – в собственной спортивной карьере или в деле воспитания следующего поколения альпинистов?
Ну, со мной все ясно. Как спортсмен я пустое место. Да и не спорт это. В спорте главное – надрать ближнего, а у нас в альпинизме – благополучно спуститься в лагерь. Налюбовавшись прекрасным, и в природе, и в товарищах. Спортивные разряды в альпинизме – это так, для легализации и понта…
15. Что самое сложное в тренерской альпинистской работе?
1. Инструктор, бди! Сколько симпатяг принял внизу, столько же отправь целыми домой. А бдеть приходилось по 24 часа в сутки. В горах самое главное внушить участникам, что горы живут своей жизнью, и не надо их покорять. Надо ходить к ним в гости, почтительно, по их уставу. И осторожно. Учить же технике передвижения и т.д. – не сложнее, чем в других видах деятельности. Тренер, педагог, учитель – это все похоже. Вязать узлы не сложнее, чем спрягать глаголы.
2. Осознание и соблюдение собственного стиля во взаимоотношениях с подопечными. Это сложно – всегда быть самим собой. Ситуации в нашем деле бывают разные. Вот были в Баку три секции – Спартак, Буревестник и Нефтяник. Стиль Спартака был заложен при основании Воскресенским, человеком в высшей степени доброжелательным, любопытным и внимательным к людям. Мы его так и сохраняли. В Буревестнике стиль был иной – «Я начальник, ты дурак»… Авторитарный или командный – это если по науке… Такой же по внутреннему духу была секция в Сумгаите. Естественно, не воспринимающие такой стиль со временем оказывались в Спартаке – те же Оруджалиевы, Рубин.. А в Буревестнике оставались иные. Там царствовала видимость дисциплины. Бог с ними, они тоже люди. Тамошний турклуб, не помню его названия, творение Шамиля Гаджиева, был по стилю значительно ближе к нам… А в Нефтчи стиля никакого не было. И собственных инструкторов тоже не было.
16. А что самое интересное в ней?
Личности участников. Они все разные. И очень сильно отличаются по уровням. В смысле новички и старшие разрядники – у них цели и восприятие пребывания в горах предельно различные. А в работе командира отряда и старшего тренера – работа с инструкторами….. Здесь все на нюансах, и это очень интересно. И всё это на горном рельефе, где мне привелось видеть и лунную радугу, и радугу в виде полного круга, и молнии вблизи, и лавину с Айламы на всю высоту её элегантного склона.
17. Добавьте лично от себя несколько произвольных слов или ответьте на те вопросы, на которые вы хотели бы ответить, но мы не догадались их задать
Яна, лучше приложу из архива. Когда-то по просьбе знакомого журналиста из газеты «Молодежь Азербайджана» мне пришлось подготовить целую серию публикаций. Один этюд был опубликован, но потом в редакции что-то не сложилось, и планируемая серия оборвалась на первом опусе.
Этюд первый. Несгибаемая воля и ничем неприкрытое мужество, презрение к душераздирающим опасностям и к умникам, их обходящим – такими предстают альпинисты со страниц и экранов. Миф об исключительности клана восходителей на горные вершины очень живуч, ибо он комфортен для душ всех, живущих только на равнине – дано не всем, лишь редким, с судьбой не поспоришь…..
Но сначала о том, как мы возвращаемся домой. Не в квартиру, где мы живем почти целый год, а на альпбазу, то уютное место под горой, где спать можно лежа в кровати, а есть сидя за столом. Уходя от горы к дому, любой альпинист, и новичок, возвращающийся с первого восхождения, и мастер, уже переставший считать пройденные маршруты поштучно, обязательно найдет минутку, чтобы посмотреть на свою гору. На ту гору, чья вершина принимала его совсем недавно. Темная стена пика, замыкающая ущелье и зеленая трава под ногами, голубенькие незабудки и блеск снежного плато.
Мир контрастов. Вершина осталась там, наверху, и с тропы не видно деталей маршрута, лишь только контур на фоне неба, и не всегда человеку ясно, кто из них выше - его гора или небо. Останавливаются, оглядываются, в молчании смотрят, и овладевает человеком гордое сомнение – неужели и я там был? На этой красивой и большой горе? Да, был. Мы там были, взошли и благополучно спустились, и вот сейчас идем домой, идем для того, чтобы послезавтра, или через неделю, или через год пойти ещё на одну гору. Гора сделана, гора с плеч – до следующей горы. Дома, в базовом лагере, нас ждут товарищи, они встретят, поздравят, поцелуют или просто одобрительно хлопнут по плечу, снимут рюкзак, напоят чаем после бани – и это прекрасно. Но только спустя долгое время, там, в доме на равнине, человек осознает, что главное – вовсе не во встрече. Она лишь деталь нашего доброжелательного бытия. Вы и гора какое-то время были вместе. В этом единении человека и горы и состоит одна из главных граней альпинизма. Одна из многих, потому как есть и другие. Одна из главных – потому как без этого единства нет альпиниста. Потом, в городах, нас захлестнет поток привычных дел – разборы сезона, беседы, прибыли, планы, налоги, тренировки, семинары, цеха, сессии…. Стираются в памяти контрасты вертикалей, блекнут краски, меркнут впечатления. Но иногда вдруг замрет человек, настигнутый миражом воспоминаний, как там, на тропе – и исчезают бетонные стены, пропадает шум города. Минута, две…. Не надо мешать, все ясно-понятно. Человек идет по снежному плато Гвандры или проходит очередной отвес скального пояса пика Щуровского. А зацепки залиты льдом или припорошены свежим снегом….
Этюд второй. Традиционный вопрос обитателей равнины - а зачем люди ходят в горы? Существуют десятки правдивых и в оттенках своих правильных мыслей – здесь самоутверждение и красота, общение с хорошими людьми и преодоление разных трудностей, чистота воздуха и новые впечатления, польза для здоровья и многое другое. Например, что только в горах можно избавиться от глупых вопросов. После первого восхождения альпинист начинает подозревать, что тот самый сакраментальный вопрос в чем-то противоречив. Надо бы проверить и ещё раз побывать в горах. Сотня восхождений дает уверенность в вечности вопроса, равного размышлениям о смысле жизни. И что смысл альпинизма – не в самих горах, а в людях в горах. Вершины и стены в крайнем случае можно посмотреть на фото или в телевизоре, а вот себя и своих друзей сверхкрупным планом никогда никакая техника показать не в силах. Даже бесконечный поиск не может дать ответа на вечный вопрос. Как только человек возводит одну из частностей в абсолют – он больше в горах не появляется. Ибо смысл жизни – в ней самой, в нашем непреходящем стремлении жить, и это очень человеческое стремление приводит обыкновенных людей в горы. В клан восходителей, горных путешественников, где они становятся необыкновенными, оставаясь самим собой. Это же роскошь в нашей жизни – быть самим собой. А восхождения - они кусочек нашей жизни, та роскошь для души, что так редка в текучке дел житейских.
В становлении альпиниста есть прекрасный рубеж - первое восхождение на вершину. У многих оно останется единственным, у единиц – первым в ряду многих. Особо талантливые доберутся до стен и вершин Гималаев или Каракорума. Но первая вершина у всех останется рубежом, разделяющим нашу жизнь на две неравные части. До и после первой горы. Имя своей первой вершины человек помнит не хуже, чем имена детей и внуков - Большая Марка, Гвандра, Гумачи, Шахдаг, Ак-Тур, Софруджу. Красивые имена….
Часто бытует мнение, что альпинизм понятен и доступен лишь избранным, отмеченным особой печатью. Как в песне – «пройти такую круговерть дано не так уж многим…» Кусочек истины здесь есть – высшие достижения требуют и огромного труда, и некоторого таланта. В этом отношении альпинизм ничем не отличается от других видов человеческой деятельности. Сборку космических приборов ведет элита – люди, имеющие слесарный талант, опыт и умения. И академиками избирают не всех, кто толково и с пользой работает в науке. И олимпийских чемпионов не так уж много, хотя бегают, прыгают и плавают сотни тысяч. Так и в альпинизме. По отвесам на восьми тысячах лазают немногие – те, кто очень хочет запредельности и может себе это позволить. Но кроме ультрастен есть горы, объективно более простые, и для каждого человека где-то там, в ряду вершин и маршрутов все нарастающей сложности есть своя запредельность, свое высшее достижение. И это тоже жизнь – дойти до вершины, чтобы заглянуть в свою запредельность. На красивые вершины по маршрутам 1Б категории трудности может идти каждый здоровый человек. Нужно лишь кое-чему подучиться. Сами по себе горы опасны не более, чем город, лес или пустыня, но опасности здесь несколько иного характера. Об этом чуть ниже, а здесь отмечу лишь, что жизнь альпиниста в горах не отличается ни беззаботностью существования, ни физическим комфортом. В горах нет эскалаторов из диванов. И передвигаются там преимущественно пешком, нередко – с помощью рук. По житейски альпинизм просто один из видов путешествий. С включением третьего измерения. Вперед и вверх. Потом вниз. Путешествия дают людям удовлетворение, разумеется, если обеспечена безопасность. Чтобы путешествие не обернулось набором кошмаров, в нем желательна хотя бы некоторая гармония между личностью путешественника и той средой обитания, где проходит маршрут. Одним нравится наблюдать и созерцать внешний мир, и для них среду адаптируют соответствующим образом. Автобусы, объекты тура, смотровые площадки, экскурсоводы, дороги, гостиницы со столовыми – такая комфортизированная среда обитания вполне соответствует запросам и представлениям многих отдыхающих. Другие отдают предпочтение изучению и испытанию самих себя. Созерцать, не участвуя, для них пустая трата времени. Обе категории равноправны, но вторым нужна среда обитания в первозданном виде. Люди, стремящиеся к самопознанию и самовыражению, посылают себя в «активные» путешествия – горные, водные, подземные. И гармонии здесь можно достичь лишь через адаптацию самих себя. Горы не переделаешь, да и вряд ли нужно. Хотя определенный комфорт и здесь не будет лишним. Естественно, осознанное приспособление души и тела к жизни в горах требует некоторого мужества и труда. Что да, то да. С точки зрения равнинного «здравого смысла» жизнь в горах сплошь состоит из экстремальных мгновений. Хроноритмы человека задаются его естественным увяданием в монотонно живущих городах и работой в стационарных условиях. Горы же живут в своих ритмах. Медленно, за десятилетия изменяется рельеф, отступают ледники, реки прокладывают новые русла. На это старение накладываются глубокие вариации ландшафта в годовых циклах, на них – суточные колебания погоды и ветров. И совсем стремительны ритмы локальных изменений погоды, когда за четверть часа можно увидеть и яркое солнце, и стеной стоящий дождь, и бомбардировку крупным градом, и снова солнце. А у нас иные ритмы, сидяче-равнинные, и надо как-то согласовывать их с ритмами гор. Это не так уж трудно, если заранее себя настроить на то, что горы и погода в них – они не враги наши, они существуют и живут сами по себе. Так сказать, доброжелательные нейтралы, самобытная среда обитания, вполне достойная того, чтобы мы не совались к ней со своим равнинным уставом. Горы очень доброжелательны, добры к нам. Они многое прощают, надеясь на уважительное к ним отношение. И потому перед свиданием с горами совсем неплохо разузнать хоть что-нибудь о камнях, льдах, снегах и других горных породах, послушать о цветах в расщелинах холодных скал, о птицах, сопровождающих нас до самых высоких перевалов. Полезно знать и о влиянии высоты на психику и организм человека, о реках и тропах в горах, о ветрах, камнепадах, происхождении гор и их имен. Романтика полными пригоршнями, но есть мотивы и более прозаичные. Пресса падка на сенсации, и потому равнинным людям альпинизм представляется средоточием опасностей и чрезвычайных происшествий. Что говорить, ЧП тоже бывают, но реже, чем в городах. Истоки их в сущности своей очевидны и просты: мы плохо знаем горы и ещё хуже знаем самих себя. Так бывает и с начинающими самоуверенными бродягами, и в спортивных командах вроде бы высокой квалификации. Этакие «цари природы», не желающие и не умеющие приспособить себя к горе. «Покорители» и «повелители». Как часто мы ломимся по горам, руководствуясь равнинным здравым смыслом и забывая, что по нашим законам живут города, ибо они созданы нами. А горы мы, к счастью, ещё не успели преобразовать по образу и подобию своему. Пытаемся, правда. Альпы и Западный Кавказ уже замусорены, но и там поняли, что так «не можно». Гегемонистский настрой, храбрость незнания чреваты не только аварийными ситуациями, они обесценивают и благополучные путешествия, оставляя участнику только удовлетворенность собственной силой. «Было трудно, но мы все преодолели! («врагов было много, но мы всех покорили….!»). Трудности, правда, создали не горы, а мы сами, своим неумением вписаться в эту прекрасную среду, понять её и на этой основе добиться гармонии. Все, как в обычной жизни: сами создаем трудности, сами их стоически преодолеваем и радуемся – как здорово нас научили покорять! Или мы сами тому научились? Мотив «покорения», смею полагать, не самый элегантный в гамме человеческих удовлетворенностей. И со временем исчезнет из обихода альпинистов. Значительно приятнее сознание того, что «мы были готовы, и гора нас приняла». Шаг от гордости за личное превосходство до радости гармонии с могучей горой не столь уж и труден, надо лишь захотеть его сделать. Надо захотеть и суметь его сделать. Интересно, а что будет тогда? В организованных альпмероприятиях всегда назначался «выпускающий». Особый человек, назначенный оценивать, соответствует ли подготовка группы тому, что они встретят на маршруте. Он выпускает (или не выпускает) группу на восхождение. Сложная должность. Право на самовыпуск дается капитанам и тренерам команд. А кто выпускает человека вообще в альпинизм? Где найти такого выпускающего, чтобы благословил твою решимость. Только в самом себе. Твое же право на самовыпуск в горы принадлежит только тебе. И не только в горы, сложных маршрутов много и на равнине…
Этюд третий. Свои походы по горам мы помним всю жизнь. Частности, конечно, забываются, но восхождения на большие горы… Тщательная подготовка, разнообразная, порой очень сложная работа на высоте, и память надолго – добрая, зовущая и немного грустная. После удачных восхождений, где не было ни ЧП, ни просто аварийных ситуаций, вначале вроде бы и вспомнить нечего. Вышли на гребень, по графику отработали на маршруте, ночуя с максимальным комфортом в безопасных местах, спустились и через пеший перевал ушли домой, на базу. Хватило и продуктов, и бензина, и анальгина. И терпения хватило. Ничего экстравагантного, так, набор привычных действий. И только спустя время, когда стираются детали, восхождение становится событием, вехой личной биографии. Досадные мелочи уходят в абстракцию. Я знаю, что на одной из ночевок мне было очень холодно, но я не помню этого.
….Вперед и немного вверх. Вверх и немного вперед. Тишина, изредка прерываемая бульканьем ручейков да позвякиванием штычков ледорубов. Покачивается перед глазами рюкзак ведущего. По хаосу из каменных глыб, именуемому поверхностной мореной Шхельдинского ледника, мы медленно приближаемся к горе. Наша пятерка нацелилась на траверс всего массива Шхельды, нам захотелось пройти по всем зубцам ледово-скальной короны ущелья, от горба Первой Западной до башни Восточной. По прямой – всего пять километров, ежели по дорожке – час хода. Высота короны – около четырех тысяч метров, нам предстоит работать на этой высоте шесть суток. Шесть написано, да два в уме – запас на непогоду, и потому рюкзаки тяжеловаты.
Мы не задавали и не задаем себе вопроса – зачем? Прошлой осенью среди суеты возникло томление духа – а на какую хорошую гору мы пойдем в следующем сезоне. В октябре вслух был назван траверс Шхельды, и вот сейчас, в начале августа, мы вышли. Восьмой месяц года в ущелье славен хорошей погодой.
Первый бивак – у западного подножья, на ночевках Ахсу. Отсюда гора прекрасно смотрится в профиль. Горбатятся стены, прорезанные лентами ледовых кулуаров, выглядывают друг из-за друга ребра и контрфорсы, чуть видны контуры вершинных башен, прикрытые предвечерними облаками. Снизу облака кажутся уютными и ласковыми, но там, наверху, внутри этого «уюта» - клочья тумана, зябко, ветрено, заледенело. Но жить можно и в облаках, и потому мы завтра собираемся быть там.
В этом путешествии нам повезло с погодой – пять дней мы шли безмятежно. К тому же было полнолуние, и каждый вечер для нас разыгрывалось необычайное представление – торжественный выход Селены. Восходящая Луна и на равнине кажется большой, но с высоты эта зрительная галлюцинация уж очень сильна. Огромный до неправдоподобия диск, возникающий разом в послезакатной дымке, призрачный свет и черные тени башен, дальше горы, плавающие в море вечернего долинного тумана. Всё сказочно, и все слишком реально, как в хорошей сказке. И лишь напоследок, на хвосте траверса, на Восточной башне и на «Петухе» под ней, нам была дана возможность проверить наше умение работать в снегопад и на ветру. Экзамен себе и горе мы сдали.
Шхельда славна технической насыщенностью маршрутов. Дыбом стоящие плиты, ледовые гребешки, сыпучие скалы, спуски лазаньем и на веревках – разнообразие как по заказу. Часта смена снаряжения – то кошки, то лесенки – не соскучишься. Есть и хороший набор крутых скал, где лезть приходится без рюкзака, и не только ведущему. Каждый такой участок вызывает противоречивые чувства. Приятно поработать на отвесе без груза, сюда шли и за этим тоже, но рюкзаки-то сами лазать не умеют, их тягать надо. Иногда эти изящные мешки находят зацепки там, где ничего, кроме заглаженного карнизика, не видно. Тогда, поглядывая на часы, приходится строптивца дергать двумя веревками – одной сверху и вверх, другой – снизу и от скалы. Отцепившись, рюкзак с показным презрением ползет к ногам верхнего бурлака, где его нежно и надежно цепляют на персональный крюк. До следующего тягания.
На каждой башне – ритуал смены записки. Они самые разные. На все пять вершин массива проложены маршруты напрямую по стенам, а траверс ходят редко. Он больше для души, на разряды есть «пятерки» покороче. На второй Западной – обертка от печенья, с подтеками, коряво исписанная – видно, холодно было, снег шел, но пара конфет все-таки приложена. На Центральной – кусочек белого картона, заполненный иероглифами, понятна только дата. На других – четкие и лаконичные документы; кто, когда, какая погода и куда ушли. И обязательно – привет следующим восходителям, плюс маленькие презенты – шоколадка, сигаретка. Изымаем, заменяем, идем дальше.
На международных выставках «Люди и горы» наш фотолетописец Гена Миронов получал призы. Даром их не дают, и потому на панорамных точках мы терпеливо ждем, пока наш фотоинквизитор суетится с разнокалиберными объективами, вслух сожалея, что не все башни расставлены так, как того требуют каноны фотодела. Вершины передвинуть нельзя, зато можно «подвигать» нас. Мастеру нужен передний план, например, фанатик, непринужденно зависший прямо перед объективом. Хорошо также смотрятся связки на ледовых гребешках. Мы ворчим, но планы создаем, надеясь получить зимой профессионально исполненное фото. Ожидания наши всегда вознаграждались. Фотографии былого, если их смотреть не слишком часто, возвращают нас на вершины, где никто не задает сакраментальных вопросов. Никто, кроме себя.
Каждый вечер – устройство ночлега. Площадку под палатку надо либо заново выложить, либо подправить старую, сделанную кем-то может год, а может и десять лет назад. Часа полтора квалифицированного труда – и дом стоит.. Бивачные заботы… Ворчит постельничий, раскладывая все наше снаряжение на площади в два с половиной квадратного метра. Привязанный двойным репшнуром фотолетописец мотается в радиусе десяти метров и горестно вздыхает – цветной пленке явно не под силу нюансы цвета после заката. Глаза видят, душа блаженствует, а пленка не берет. Позвякивает металлом Саша, приводя в порядок крючья. Колдующий над примусом Володя-технарь бубнит мне, что продукты существуют не ради счета, а потребления для, и что в связи с хорошей погодой вечерний рацион надо бы увеличить. И, наконец, последнее мероприятие рабочего дня – укладка в палатке. Пятеро в «памирке» - кто ночевал, тот знает, остальным все равно не расскажешь.
А наутро – подъем с рассветом, солнышку – доброе утро, первая радиоперекличка, и на маршрут. Все ближе Восточная Шхельда, последняя в вечном строю. Вот она – пред нами, потом уже под нами, и вот она уже там, за спиной, наверху, в облаках. На спуске погода разыгралась, и мы крались вниз по скалам контрфорсов, не решаясь соваться в кулуар – лавины из свежего снега прекрасны только издалека…. К траве и деревьям мы пришли под проливным дождем; наспех поставленная палатка сразу же потекла, в ней промокло все, вплоть до железа, но это уже не очень волновало. Впереди ещё было возвращение в свое ущелье через исхлестанный пургой перевал Бечо, встреча в лагере, цветы и горячий душ. Но траверс окончен здесь, на первой траве, у первой березки.
Висит над рабочим столом эффектное фото Восточной Шхельды. К добрым воспоминаниям о траверсе, о том, как хорошо нам было там, наверху, лишь только иногда примешивается грусть. Откуда она – не знаю, наверное, оттого, что траверс пройден, и время его – истекло. И дай Вам Бог того же.
Этюд четвертый. Маршруты типа траверса Шхельды вполне доступны любителям уровня первого разряда или кандидата в мастера спорта. Это высшее наслаждение, доступное любителям. Следующие по сложности – те уже из области большого спорта. Там нужен профессионализм, когда пребывание на основной работе человек воспринимает как зряшное прозябание между двумя экспедициями. До того, как человек обретает право выпустить самого себя на стены памирских или гималайских вершин, ему придется несколько лет посвятить целеустремленной работе над телом своим и духом. Но вот цель достигнута, человек спустился с восьмитысячника, и в симфонии победных погромыхиваний обязательно возникнет самостоятельная тема. А что же дальше? Ведь выше – только небо. Томление духа не отпускает, и вспоминает человек то прекрасное время, когда все началось… Для него.
…….На зеленой лужайке под тонкими березками невероятный хаос из рюкзаков, кошек, кастрюль, штормовок и тел. Отряд новичков, с утра позанимавшись на леднике, обсыхает на солнышке и готовится. Завтра рано утром – в поход, наверх, на перевалы. Я сижу на уютном бревнышке, наблюдаю и блаженствую. На биваках основная моя обязанность, как старшего инструктора – «запустить» своих подопечных в работу. Сушатся веревки, фырчат примуса, народ готовится к обедо-ужину и раннему завтрашнему подъему. Завтра фактически первый выход в высокогорье, и под полным грузом. Ночевать будем за перевалом, в другом ущелье. Я «приписан» ко второму отделению, у них самый молодой инструктор, и я, как командир отряда, на всякий случай приглядываю, не вмешиваясь. Суетится Яна, хватаясь за все сразу. Надо будет проверить – впрочем, проверяй, не проверяй, все равно будет что-нибудь не так, либо ледоруб забудет, либо чаем обожжется… Озабочен Саша-тонкий, он староста, мужичок мудрый, педантичный. Сейчас наверняка обдумывает, как в темноте поаккуратнее и посытнее накормить коллег. По его убеждению, голодному до перевала никак не добраться, и потому он сам себя на утро назначил дежурным. Так надежнее. Мне это не совсем нравится, по-моему, Саша излишне недоверчив к людям и слишком много делает сам. А ребята тому не препятствуют. Ну да ладно, со временем утрясется. Щебечут над кипящими кастрюльками Лена и Аня, студентки физкульттехникума, одна из них – натурально графского рода, за что обеих зовут графинками. Они вроде бы поварихи на сегодня, но попросту болтушки. Фактически обед готовит Саша Большой, хотя ему инструктором поручено лишь обеспечить работу примусов. Пока же «поварёшки» чешут языками, а Саша пашет. Впрочем, посуду перед отбоем все равно им мыть придется, ибо Саша, в миру слесарь по металлу и солидный мужик, по этой части неумолим. Характер у каждого уже сформировался, здесь лишь проявляются и корректируются отдельные черточки. Бди, инструктор! Вон за палаткой пристроился Игорь, паренек расчетливый, бескорыстно шагу лишнего не сделает; все возложенное на него делает старательно и умело, но и все ему положенное непременно получит – от миски борща до впечатлений. И честолюбив. Либо через годик уйдет из альпинизма, либо со временем большим спортсменом будет. Ну, будет, так будет, Бог с ним. Десять участников в отделении, и все личности, даже вон тот, шестнадцатилетний охламон и балагур, для него инструктор – все равно что школьный учитель, которого при случае и надуть не грех. А вчера вечером так душевно пел под гитару – хорошо пел. Даже «графинки» притихли.
Для меня и инструкторов предстоящие двое суток и два перевала – ещё одна возможность проверить, кто есть кто. И реакцию на высоту надо посмотреть – тяжеловаты все же мешки. Очень не элегантное у нас казенное снаряжение, ВЦСПС твою мать. И кто-то злится будет, это не страшно, лишь бы не скис до безразличия. А что для них поход? О проверке они догадываются, но ещё того не осознают, что экзамен у них будет принимать не инструктор, не я и не горы – а только они сами. Сдавать и принимать. Первый шаг на пути к самовыпуску. Мое же дело – помочь этим личностям рассмотреть самих себя. А сейчас им немножечко боязно. По слухам, наверху их ждут страшные крутяки и всяческие опасности, будет тяжело и холодно, а никому же неохота быть фраером. Тем более в глазах вот той симпатюшечки, загорающей у ручья. Грызут и сомнения, и мечты о героизме… Все по делу, командир тоже был новичком, помню.
Подъем дежурных назначен мною в два часа ночи, общий подъем – в три, выход – в четыре утра, но ещё по темноте. Рационалисты ворчат – зачем так рано, по описанию весь переход – шесть часов работы. Оно, конечно, так, успеем, даже если выйдем в восемь. Но это будет уже немножечко не то. Рассвет надобно встречать наверху. Красота требует жертв. А то просуетимся, и снежок на перевале раскиснет.
И вот – подъем. Ух, холодюга! Это хорошо, значит, погода будет. Пыхают примуса, мечутся лучи фонарей… Суета несусветная, то носки перепутали, то ложка пропала. И снова четко прорезаются черточки характеров. У старосты рюкзак уже сложен, а Яна все ещё не может загнать шнурки в дырочки ботинок, она их постирала, высушить не удосужилась, и сейчас они замерзли, стоят дыбом. Но все в этом мире конечно, за исключением дури человеческой, и без пяти четыре отряд в составе шести отделений, при шести инструкторах, четырех стажерах и одном командире к выходу готов. Два стажера ушли за полчаса. Посчитались, пять минут на привести себя в порядок, кто не успел, и пошли. Медленно, тихо, тихо. Я подсвечиваю налобником, очень лениво передвигаю ноги. Сейчас главное – не сбить им дыхание, дать вработаться. Тропа все круче забирает вверх, а за очередным поворотом – ручей, там такая гладкая плиточка, ночным ледочком прихвачена. Тьма уже не абсолютная, и на тропе проглядываются фигура стажера из разведки.
- Что там на ручье, Андрей?
- Лёд, прихватило. Скользит малость. Мы двойные перила натянули, под обе руки.
- Добро. Спасибо. Пропустите всех, и в отделения.
Вот и плиточка. Берусь за веревки. Хорошо сработано. Команда в колонну - проходить по одному. Льда здесь – метра три, но минут семь – восемь затратим. Из серости проступает очередной взлет. Идем уже сорок минут, и когда я без остановки ухожу на крутяк, сзади слышны вздохи. Тяжеловато идут, но взлет – всего минут на десять, а там – прекрасная поляна, и представление приготовлено там завораживающее. Восход сегодня в пять пятнадцать, Солнце не опаздывает. Выполз отряд на полянку, травка, камушки… Привал.
А на другой стороне ущелья из темноты вырастает серая башня Далара. Инструкторы 
собрались кучкой, смотрят на обиталище горной богини Дали. И новички поглядывают…. Неуловимо подвинулась вечность, где-то там, за склоном, из-за далекого хребта выглянуло солнышко – нам его еще не видно, а богиня уже увидела, возрадовалась, и засверкала серым золотом вершина. Её трон. Алтарь в храме нашего поклонения. Всего пару минут блистает башня в одиночестве, ибо неумолимо движение вечности, и вот уже засветились вершины тех гор, что пониже, и уже не поймешь, кто из них выше. Две минуты чуда, и башня Далара перестала выглядеть уникальным троном богини – она просто большая, серая и холодная скала, освещенная Солнцем. Но не исчезло величие трона, и не исчезло величие Богини. Величие гор.
собрались кучкой, смотрят на обиталище горной богини Дали. И новички поглядывают…. Неуловимо подвинулась вечность, где-то там, за склоном, из-за далекого хребта выглянуло солнышко – нам его еще не видно, а богиня уже увидела, возрадовалась, и засверкала серым золотом вершина. Её трон. Алтарь в храме нашего поклонения. Всего пару минут блистает башня в одиночестве, ибо неумолимо движение вечности, и вот уже засветились вершины тех гор, что пониже, и уже не поймешь, кто из них выше. Две минуты чуда, и башня Далара перестала выглядеть уникальным троном богини – она просто большая, серая и холодная скала, освещенная Солнцем. Но не исчезло величие трона, и не исчезло величие Богини. Величие гор. Ушло очарование, народ очнулся, засобирался. Ещё три перехода до перевала Малый Кичкеникол – там будет снег, кого-то немножко разгрузят, обойдем трещины, которых не было двадцать дней назад, перекусим на перевале. Все в норме, старт первого похода новичков, шестьдесят первых шагов в обыкновенную неизведанность. И я когда-то шел на первый перевал, только тот назвался перевалом семидесяти трех, и был не рассвет, а полдень. И над ущельем царил не Далар, а целая подкова от гривы Домбая до башен Эрцога. Я тоже видел, как били молнии в башню Эрцога. И слышал, как с треском лопалась тишина. Того и вам желаю.
Юрий В.Горин.
Сокращенный вариант этого интервью опубликован на сайтах
http://www.azeri.ru/papers/azerizv_az/112488/ и на других сайтах.